Top.Mail.Ru

Сарагт Бабаев: «Труд для меня – источник жизни»

na-torgah-gtsbt-obshaya-summa-sdelok-sostavila-svyshe-7-millionov-763-tysyac-dollarov-ssha

28 Сентябрь 2024

Культура

Герой Туркменистана, народный художник страны, дважды лауреат Международной премии имени Махтумкули, почетный старейшина народа Сарагт Бабаев дал интервью сайту Asmannews.

- Сарагт Бабаевич, мы поздравляем вас со знаменательным событием – присвоением звания «Герой Туркменистана» и вручением золотой медали «Altyn aý».

Вы являетесь одним из героев юбилейного года «Кладезь разума Махтумкули Фраги». Сегодня самые разные издания обращаются к вам с просьбой дать интервью, рассказать о процессе создания величественного памятника Махтумкули Фраги и скульптур выдающимся представителям мировой культуры, занявшим свое место в новом культурно-парковом комплексе Ашхабада. Нам бы хотелось, чтобы читатели как можно больше узнали о вас.

- Расскажите о своем детстве, о родителях и людях, благодаря которым сложилось ваше мировосприятие, ваш оригинальный творческий подчерк.

- Родители всегда были для меня непререкаемым авторитетом. Слово отца Баба ага – закон, а маме Нурбиби эдже принадлежала деятельная роль в далеко не простом моем пути к творческим достижениям.

Тяга к творчеству привита была именно в семье, практически все родственники умели что-то мастерить из дерева, занимались рукоделием. В числе первых моих работ были рамки для фотографий, которые с большим удовольствием делал я для сельских красавиц. Да и примером для подражания были односельчане - парни постарше, которые уже овладевали художественным мастерством в Ашхабаде – Бабасары Аннамурадов, Тачмурад Чарыев и Байрам Атдаев. Наше небольшое село в Бабадайханском этрапе Ахалского велаята (ныне – село «Хасыл», что в переводе означает «Урожай») каким-то невероятным образом, подарило стране целую плеяду замечательных художников-скульпторов.

После 8 класса надо было продолжать образование в соседнем колхозе, где была школа 11-летка, но отец не купил велосипед, на котором добирались до школы другие ребята, и пришлось мне продолжать обучение в местной вечерней школе, где я за одной партой оказался с людьми старшего поколения - фронтовиками.

- Вы сказали, что путь в искусство был для вас тернистым, что вы имеете в виду?

- Отец не хотел отпускать меня в Ашхабад, однако и запрещать не стал. Дело было доверено маме, в сопровождении которой я и отправился в столицу поступать в художественное училище имени Шота Руставели. Остановились у дяди, имевшим «связи». Вместе с мамой они отправились в училище и договорились, чтобы я… не сдал вступительный экзамен. «Так по блату я и получил свою первую двойку».

Возвращаться поверженным в село не хотелось, думалось, что скажут люди, как девушки будут оценивать мой провал. Так и пришло решение - стать помощником чабана. За 104 километра от цивилизации, в пустыне, упрямый паренек закалял свой характер. Единственным моим спутником в пустыне был верблюд, который по бескрайним барханам помогал добираться до колодца и привозить воду к стоянке. Научился печь хлеб в песке по чабанским рецептам. И это было настоящим искусством. Необыкновенное удовольствие приносил вид кипящего теста и процесс «освобождения» готового хлеба. Это было красивым и незабываемым зрелищем, которое навсегда запечатлелось в моей памяти. Как закалялся хлеб, так закалялся и мой характер.

Единственное, что взял я с собой в пустыню были книги, альбомные листы и карандаши. У костра читал и рисовал, будучи уверенным, что обязательно добьюсь исполнения своей мечты. Одним из первых учителей жизни стал чабан Гельдымурад ага. Видя, насколько я увлечен чтением, что не боюсь даже ночью оставаться один в пустыне, он намеренно рассказывал мне страшные истории о находящихся за соседним барханом джинах, а иногда и наказывал молчанием, что в нашем немноголюдном обществе было, действительно, наказанием.

Конечно же, я трусил, но не показывал виду, только сильнее разжигал костёр, повторяя, что надо закаляться. «Чертей не страшится, только дай ему почитать», - сетовал чабан-наставник.

- Теперь понятно, как в вашем творчестве появились образы пустыни. И все же, как складывался ваш дальнейший путь?

- Три года пребывания в Каракумах, как казалось, дали забыть односельчанам о моем провале в Ашхабаде, а достижения в сборе хлопка скоро сделали меня знаменитым хлопкоробом.

В 1967 году подошло время службы в армии. Ташкентский стройбат, после работы на хлопковых полях под палящим солнцем, показался курортом. Просился в десантные войска, опять-таки, хотелось испробовать всё, что труднее. Не направили, и тогда решил после армии связать свою жизнь с небом. Руководство одобрило такое решение молодого солдата. Написал домой, а в ответ в часть стали приходить многочисленные письма от односельчан с просьбами вернуться – мама подговорила соседей и родственников. Да и отец был однозначно – против, считая, что работа на земле гораздо перспективнее, чем заоблачные перспективы. Вновь пришлось вернуться домой и стать …плотником.

Так на пути к искусству строил дом для директора свинофермы, побив все установленные для этого сроки, в надежде, что побыстрее получу от колхозного руководства необходимый для поездки в Ашхабад документ и вновь поеду покорять художественный олимп, в то время таковым было для меня столичное художественное училище.

В 1970 году мечта сбылась. После занятий на скульптурном отделении Туркменского государственного художественного училища, еще по шесть часов работал в подвальной мастерской, лепил и ваял, не сомневаясь, что труд, к которому приучен с детства, поможет стать лучшим и покорить следующую ступень – Московский государственный художественный институт имени В.И.Сурикова.

- И здесь все удалось с первого раза?

- Конкурс в «Суриковский» был огромен. Квот не было, поступал на общих основаниях. Даже сдать документы удалось не всем. Набрав 28 баллов в творческих испытаниях, я был вторым в списке претендентов. А впереди ещё был диктант по русскому языку, где шансов практически не было. По совету старших друзей я отважно направился в приёмную Министерства культуры. Парень «из сердца туркменских Каракумов», так я себя представил в приемной и… был принят самой Екатериной Алексеевной Фурцевой. Конечно, тогда я об этом не знал. Бесконечно был рад тому, что представительная женщина, прикусив губу, видимо, чтобы не рассмеяться, сказала, что я поспешил. «Двойку тебе ещё не поставили, а вот, как поставят, так и приходи». Заручившись такой поддержкой, прямо по перилам я спустился со второго этажа в самом оптимистичном расположении духа. И, действительно, «тройка» по русскому не помешала быть зачисленным. Среди первокурсников я был самым старшим и опытным, а потому считал, что нет у меня времени размениваться на пустяки. Студенческие развлечения не прельщали, даже на двери своей комнаты в общежитии я прикрепил листок с надписью: «Прежде чем войти, подумайте, нужны ли вы здесь?».

- Кого вы считаете своими учителями в искусстве?

- Прежде всего, это скульптор-монументалист, народный художник СССР Михаил Фёдорович Бабурин. Мастеру было около семидесяти лет. Школа Бабурина – мощная основа, на которую ложился приобретаемый мною с годами опыт, и из которой выкристаллизовывался свой оригинальный стиль монументальной скульптуры.

Таких людей в моей жизни было немного. Среди туркменских художников авторитетом были и остаются по сей день мои земляки Бабасары Аннамурадов, Тачмурад Чарыев, мой преподаватель в художественном училище Байрам Атдаев. А классическими маяками были – Микеланджело Буонарроти, Джеймс Мэнсон, Вера Игнатьевна Мухина, Иван Дмитриевич Шадр, Крис Бурден.

- Тема искусства – одна из главных в вашем творчестве. Достаточно напомнить о портретах и оригинальных композициях, посвящённых Махтумкули, поэтам- классикам, а также Нуры Халмамедову, Гурбанназару Эзизову, знаменитым бахши-музыкантам – Сахи Джепбарову, Оразгельды Ильясову, Довлетгельды Окдирову. Расскажите об этом.

- Действительно, в галерее созданных образов – поэты и писатели, музыканты и композиторы, бахши, коллеги – художники, кинорежиссеры, артисты. В каждом из этих образов я стремился представить сложную и живую характеристику многогранной личности, передать в пластике движение мысли и душевные порывы художников.

- Услышать музыку камня, превратить его в лирический образ под силу человеку самому не обделённому музыкальным талантом. Каким музыкальным инструментом владеете вы?

- Признаюсь, я неплохо владею дутаром. Это был первый инструмент, который купил мне отец на заработанную мною чабанскую зарплату. Любил играть в пустыне. Да и братья мои хорошо играли на дутаре. Позже легко освоил аккордеон, но всё же дутар в приоритете. Образ дутара стал также одним из центральных в работах разных лет. В их числе трио обнажённых мальчуганов, изображенных с дутарами – композиция «Мукам», памятники Нуры Халмамедову, Алишеру Новаи, «Воспоминания Омара Хайяма», монументы Кемине и Молланепесу, Зелили и Сейиди. Любовь к музыке выражена в работе «Рождение мелодии», а также в монументальной композиции «Искусство».

- Вы одинаково хорошо работаете с разным материалом, большой и малой формой, а какие любимые?

- Бронза, камень и дерево. Даже отдыхая на море, беру с собой инструмент и, если увижу подходящий материал, не успокоюсь, пока не воплощу задуманное. Труд для меня – источник жизни.

- Один из постоянных образов, проходящий через всё ваше творчество, –великий туркменский поэт-мыслитель Махтумкули Фраги. Ваши памятники великому Фраги украшают не только города и сёла нашей страны. Ваши скульптуры классика туркменской литературы установлены в Ставрополе, Астрахани, Анкаре, Астане. И, конечно же, мы не можем не задать вам вопрос о грандиозном монументе, который украшает сегодня туркменскую столицу.

- Это великая честь для меня. В монументальном образе Махтумкули воплощено величие гуманиста. Работа над памятником – работа большого коллектива.

- Вы не оставляете наставническую деятельность, преподаёте в специальной художественной школе при Государственной академии художеств Туркменистана, ваша мастерская – настоящая «кузница» талантов, она всегда полна учеников. А можете ли вы выделить кого-то из них, назвать своим преемником?

- Конечно, среди моих учеников немало талантливых ребят. Они многого добились в искусстве, сами уже являются наставниками. Все они – моя семья и потому я говорю, что сегодня я уже работаю со своими внуками. Горжусь ими. Работа над крупными монументальными скульптурами - это работа коллективная. И я признателен всем, кто помогает мне.

- Вы заговорили о семье. Кто из членов вашей семьи пошел по вашему пути?

- Тяга к искусству – это у нас семейное. Супруга Гуляра Бабаева и дочь Бахар Аннагулыева - керамистки. Сын – Байли успешно осваивает мастерство живописца и скульптора. Сегодня его работы украшают территорию его школы. Он помогал в работе над памятником Махтумкули. Конечно, не все мои дети последовали по моему пути, но каждый из них выбрал своё дело, в котором преуспел.

- Сарагт Бабаевич, позвольте еще раз поздравить вас с высокой государственной наградой и праздником – Днем независимости Туркменистана. Живите долго, будьте здоровы и, как всегда, полны творческих планов!

- Свою высокую награду я расцениваю как награду всему моему дружному коллективу. Выражаю глубокую признательность уважаемому Президенту Сердару Бердымухамедову, Национальному Лидеру туркменского народа Гурбангулы Бердымухамедову за столь высокую оценку моего труда, которая вдохновляет меня на новые дела, приумножая любовь и гордость за независимый нейтральный Туркменистан.

Пользуясь возможностью, поздравляю всех соотечественников с главным праздником нашей замечательной страны мира и созидания!

Беседовала с Героем Туркменистана Сарагтом Бабаевым Марал Каджарова.

Читайте также